Брожение прежнего

Задумчивое

0

Свистя ноздрёй в многотесной квартире, развалившись в престарелом кресле, улавливая тончайшие шевеления облачных масс — легко находишь, о чём не стоит вспоминать. Казалось бы, какое дело до воскрешения трупов прошлого, когда из глин желания можно лепить франкенштейнов будущего? Но подкорка всему даёт жить. Прежности бродят по коридорам ума, забиваясь в тупики и разбардачивая окна. На тебе и позор, и сомнения, и опоздания.

Как много в свисте ноздревом. Сквозь окна в мир бежит смерть, а в окна — жизнь. И мы дышим с детской непосредственностью, принимая дар мира как само собой должное. В этой святой убеждённости нет дела до грандиозных ставок, до вертепа времени, до чуда поднятой руки. Чтобы сделать смыслы убедительными, достаточно привязать их к обеспечению тела. Слопать цыплёнка посущественнее, грохнуть стопочку, поделиться чувствами с комодом.

Знакомый римский историк свихнулся с ума, не выдержав тайны стальных бровей знаменитого самодержца. Лучше бы он изучал тайны поэтесс. А загнать лошадь ума проще чем сварить пельмени. Чтобы оттяпать реальности бровь, нет достойных слов, да и отношения не сложатся. Певцам надреальности били морду, но они всё равно писали из рук вон, и пришлось оставить. Лучше не трогать бороды древности, они вызывают брожение. Это совет незаслуженно забытых самодержцев, знавших толк в подлогах и препирательствах.

Уведомляя мысленно грядущие поколения, хочется добавить что-нибудь, какой-то конструктивистский кран, но им же жить, пусть и мучаются, считает сибаритский мозг томно отдыхающего. Ведь надо чем-то заниматься на этих меридианах, иначе скукота убивает никотином, медовухой, посвистыванием.

Старые-старые, как дубы, наклонились глубокомысленно — это идут родные и близкие потерпевших. Им нечего сказать. А нам нечем поддержать.